Предыдущая глава.
Все главы.
Х Х Х Х Х
Официант подходил через каждые пять минут. Справлялся, нужно ли что-нибудь еще, менял пепельницу. Хотя Лена не курила. В пепельницу она выбрасывала скомканные и ссученные в руках куски растерзанных салфеток. Нервничала.
Перед выходом написала письмо Артуру: сообщила, куда отправляется и зачем. Подстраховка была необходима. Вдруг Картинкин действительно убийца, вдруг и с ней что-то случится.
За соседним столиком, сидел мужчина лет сорока в ярко-синем костюме. Суровые черты лица. Слишком суровые. Даже какие-то брюзгливые. Полная сосредоточенность.
[Читать дальше...]Ему уже принесли счет, и он проверял его, пытаясь тыкать пухлыми пальцами в крохотные кнопки карманного калькулятора.
«На торговца не похож, значит бизнесмен, - подумала девушка. – Только бизнесмены и торговцы носят с собой отдельный калькулятор. Остальные используют специальную функцию мобильного телефона.»
Мужик был мерзкий. Бесстрастность, с которой он выказывал обслуживающему персоналу недоверие, вызывала брезгливость. Удальцова вдруг предположила, что он и есть загадочный убийца, что сейчас вытащит из-за пазухи пистолет и невозмутимо, словно на стирающую кнопку калькулятора, нажмет на курок. С Лены не сходил мандраж.
Все время глазеть на соседа-коммерсанта было неделикатно и она перевела взгляд на фото-обои за его спиной. Оранжевый закат над темно-зеленым, похожим на кожуру авокадо, морем. Море, в противовес мужику, отнимало успокоенность. По коже пробегали мурашки, и тело покрывалось такой же, как на воде, рябью.
Бизнесмен, наконец, завершил сверку, сунул в кожаный карманчик со счетом деньги и вышел. К ней снова подошел официант.
- Еще чаю?
- Нет, спасибо.
На официанте был белый передник. Даже не передник, а так, тряпочка. Повязана туго, обозначая гребни подвздошных костей…
- Может быть, вы выберете что-нибудь из меню?
Девушка перебросила взгляд на его лицо. Официант улыбался. Он был вполне симпатичный и очень молоденький.
- Да, пожалуй, - улыбнулась и она.
Елена листала пестрые, с картинками страницы и не могла сосредоточиться ни на одной из них. Положение становилось глупым…
Она все еще не знала номер его мобильного.
Вспомнила про телефон и он тут же дзынькнул. Нет, то был не звонок, пришла «эсэмэска».
«Босс держит у себя в кабинете, рвусь на свободу, но ничего пока не получается. Жди.»
Хамовато. Она прочла это послание по-своему: сама пригласила, значит, подождешь, не околеешь.
Ну, хорошо, допустим, шеф действительно лютанул внезапно. Но ведь можно было отправить сообщение еще «до» назначенного часа, как только понял, что опоздает. О чем он думал эти… (Лена посмотрела на часы) тридцать минут, которые она его уже ждет?! И как он набрал СМС? Не отрывая глаз от внушающего нотации начальника? Не проще ли было объяснить шефу ситуацию и, извинившись, выйти - отзвониться?!
В девушке клокотала обида. Но не это ее беспокоило. В заключении она выработала привычку смирять гордыню. Зато никогда не сдавалась, пока не узнавала ответ на интересующий ее вопрос.
Там, в изоляции, хамили довольно часто. Но каждая выходка была объяснима. Мордоплюйствовали от недостатка культуры (Елена именовала этот вид коротко: «по неведению»). Нахальничали, чтобы отстоять свои позиции, чтобы показать свою силу (типа, я тебя не боюсь, хочешь, давай, отвечай кулаками).
Картинкин же казался интеллигентом до самой вершины заснеженной горы на своем аватаре. Это было видно из его сообщений. Меряться же «мускулами» с дамой – тоже «пассаж» не в его духе. Тогда почему? Почему он вначале не сразу дал «добро» на встречу, а теперь и вовсе на нее не явился?! Ответ напрашивался сам собою: потому что она его знает, потому что встречалась с ним прежде, потому что он – ее бывший муж.
А, если нет? Если Удальцов и Картинкин – не одно и то же лицо? Вот сейчас вбежит, приблизится к столику и скажет: «Привет! Извини!» И поцелует ручку.
Вот это «поцелует ручку» совсем уж размягчило сердце.
В дверях показался высокий мужчина с какой-то «трехфазной» головой. Его череп был похож на арахис. Буд-то в макушке помещалось одно ядро земляного ореха, на уровне щек – другое, а внутри подбородка – третье.
Лену охватил трепет: «Нет, уж, лучше пусть вообще не приходит, чем окажется таким вот «фундуком». Потом вспомнила, что «фундук» - это совсем другой орех. – Ну, не важно! Короче, лучше красивый в мыслях, чем несуразный наяву!»
И тут вдруг сообразила. Он прислал СМС, значит, у нее определился его номер. Звонить не стала, чтобы не нарушать аудиенцию с патроном. Заказала себе колечки из кальмара и начала неспешно тыкать пальцем в кнопки:
«Кто не успел, тот опоздал… Кусайте локти, месеье, посыпайте голову пеплом…»
Колечки принесли.
- Он так и не пришел? – поинтересовался официант, как показалось Ленке, с издевкой.
- Кто?
- Тот, кого вы ждали?
- Почему вы решили, что я кого-то жду?
- Вы попросили столик на двоих…
- Да, но разве у вас есть столики на одного?
- Ах, верно, извините.
Она закомплексовала, и официант это понял, и она поняла, что официант понял… Дуралейская ситуация!!!
Удальцова все же съела колечки, запила апельсиновым соком. Попросила счет и расплатилась.
«Недешевый, кстати, ресторан. Выбирал он… Хм!»
Вышла на улицу и села в троллейбус. В троллейбус ей абсолютно не было нужно. Рядом – метро, полчаса – и она дома. А этот, с усами до небес, куда ее завезет – неизвестно. Она даже не посмотрела номер маршрута. Пошарила глазами вокруг кабины водителя. Может, есть где наклейка или табличка с названием остановок? Нет, не видно.
Спохватилась, что нужно взять билет и пройти через «вертушку» в салон. Новшество. В прежние, дотюремные времена, проход в наземный транспорт был свободным, и, если повезет, можно было проехать и зайцем. Не то, что теперь. Нет, ей конечно, денег не жалко, просто не до того. Если бы не турникет, она бы про оплату и не вспомнила. А так… полезла в кошелек, стала отсчитывать мелочь.
- Простите, сколько стоит нынче билет? – она не знала даже этого.
- Возьмите мой. У меня там как раз еще на одну поездку, - сказал мужчина, что сидел впереди, он сунул Ленке в руки картонный прямоугольник с магнитной полоской. – Мне на следующей выходить. И направился к задней двери, впрочем, еще несколько раз оглянулся, и там, возле выхода, повиснув на поручне, все еще не сводил глаз с девушки.
«Где-то я его видела… Ах, да! Эта клетчатая рубашка… он садился в троллейбус прямо передо мной. Что же получается, всего на одну остановку? С виду – спортивный. Лень было пройти пешком? Или спешил? Или устал? Может, у него натирают ботинки? А может, попросту решил, не пропадать же оплаченным поездкам: одну потратил на себя, другую – на меня.
Начала рассматривать всученную ей картонку: «Куплена сегодня. Значит, срок годности еще ого-го… Однако, изрядно помята. Теребил в руках? Так почему билет ему больше не нужен? Приезжий? Или, может, ложится надолго в больницу? Садится в тюрьму? Нет, на больного он не похож. На уголовника – тоже. Хотя… а кто похож на уголовника до отсидки? Разве она сама была похожа? Лена ухмыльнулась: «Хотелось бы верить, что не похожа и теперь».
Добрый пассажир отвлек ее от мыслей о Картинкине. Но к ним вернул заверещавший телефон. На сей раз был звонок.
- Ну, здравствуй! Скажи, я опоздал насовсем, или только чуть-чуть?
Тембр голоса девушке понравился. Не Кибкало, конечно, но тоже неплох:
- Что нам мешает исправить огорчительную накладку? Вы ведь не вредина, сеньора!
- Троллейбус.
- Что?
- Троллейбус мешает. Он увез меня в неизвестном направлении.
- Я пришпорю своего коня и, уверяю, смогу остановить это рогатое чудовище!
Он ей решительно нравился, этот его резкий переход с вольного «тыканья» на рафинированное «вы». И она, безусловно, была готова соскочить на ближайшей же остановке. Если бы не рассудок, свербивший волю: «Нельзя! Иначе он потеряет к тебе интерес!»
«Ну и пусть!» - ответила она не в трубку, а самой себе, своему принципиальному здравому смыслу.
- Хорошо. Ты далеко?
- Почти у запланированной прежде цели.
Тут мозги вновь поднапрягли волю и девушка начала «торговаться»:
- Только давай соблюдем паритет. Перенесем встречу в другое место. Куда-нибудь посередине между запланированным кафе и точкой моего нынешнего пребывания?
Троллейбус как раз остановился, и девушка вышла, чтобы не уехать еще дальше.
- И где эта точка, позвольте полюбопытствовать?
- Сейчас прочту табличку на ближайшем доме, - она напрягла зрение. - «Синяковский проезд, 18». Вот!
Повисла пауза.
- Ты успела так далеко от меня убежать? – в голосе слышалась обида.
- Разве это далеко?
- О-о-очень! Возьми такси и приезжай обратно!
Елена вспыхнула: «Он, что, только на словах умеет быть галантным? Не удивлюсь, если и цветочка в качестве извинения не принесет…»
Но проверить свою догадку ей так и не удалось. Картинкин поспешно, как будто побоялся, что она согласится с его предложением, перешел на серьезный тон:
- Ладно! Значит, не судьба! Будем считать, что я твой должник. В следующий раз я сам за тобой заеду, и угощение за мой счет! И возражений не потерплю! Пока! – он разъединился.
«Вот это да!»
Она сомнамбулически опустилась на скамью. В ушах зашумело, не от транспортного и не от людского потоков, - от приливающей к вискам крови.
«Пусть только попробует заговорить о новом свидании! На коленках станет ползать – а я так и не соглашусь увидеться!»
И тут же подметила: «Как же я узнаю, что он ползает на коленках, если не буду его видеть?!»
Х Х Х Х Х
Как-то она отважилась спросить у Петьки-марьяжника, за что тот сидит. «За отсутствие силы воли,» - отстучался он.
Соседки захихикали.
Потом Ленка взяла в тюремной библиотеке книжку, напичканную мудрыми изречениями философов Востока, и нашла: «Древо несвободы произрастает из страха, страх укореняется в мягкой почве безволия.» Вряд ли Петька умел видеть столь глубоко, скорее всего, имел ввиду свой конкретный случай. Что-нибудь вроде: «идем всем гуртом, а разберемся потом». И все же решила продолжить тему:
- Что же тогда обеспечивает свободу?
- Деньги. Соответственно, их отсутствие толкает на преступление.
- А как же «сила воли»?
- Дополнительный сдерживающий фактор в момент завистливой ярости или соблазна. Она же необходима, чтобы зарабатывать деньги честно.
Неправда! Вот у Леночки сейчас – деньги есть, а свобода – только формальная. Потому что всего боится. Боится, что ее снова посадят, что ей что-то угрожает. Боится Картинкина, потому что не знает, кто он на самом деле и почему так с ней поступает… Боится следователя, боится даже себя, вдруг и правда, ее память вытворяет с ней престранные кунштюки, вдруг и соседку убила тоже она?! С этими страхами ее внутренняя несвобода растет как снежный ком.
Она даже не может бросить затеянную собственной же персоной «игру в жмурки». Слишком далеко все зашло. Теперь уже – если не она его, так он ее. А кто «он»? Удальцов ли? Не известно!
Она стала искать, где и в чем проявила слабость. И нашла. Практически мгновенно. Это же очень просто: ее оскорбленное «Я» жаждало мести. Пока была далеко от Самотеки, видела все четко: приду и выскажу. А подошла ближе, сробела, затеяла какую-то театральщину, - затаилась.
Пора взять себя в руки и начать все исправлять.
- Здравствуй! – он открыл маскированную под дуб металлическую дверь. Из проема доносился детский плачь.
Она постаралась улыбнуться.
- Квартиру пришла забирать? – Удальцов даже не пытался казаться дружелюбным.
- Нет, просто в глаза тебе посмотреть.
- Ну, смотри!
Зрачки дергались.
- Алешка, кто там? – за его спиной вот-вот могла возникнуть жена. Ни Ленке, ни Удальцову этого не хотелось.
- Жди меня возле Суворова.
Она кивнула и пошла спускаться вниз. Ждать не пришлось. Он нагнал ее на тропинке, по дороге к памятнику. Однако Лене хватило и этих двух-трех минут, чтобы снова поймать себя на безволии. Почему она должна отказываться от обсуждения квартирного вопроса?
- Размен квартиры давай отложим. Твоя новая жена ни в чем не виновата, чтобы ее с младенцем на руках из дома выгонять.
- Почему выгонять? У нее есть своя квартира, правда, однокомнатная. Мы ее сдаем…
- Хорошо. Но… вообще-то, по закону и эта, - она кивнула в сторону дома, - наше, совместное. Твои родители ведь тоже принимали участие… Двойной обмен - и у вас может образоваться неплохой вариант.
- В благородную играешь! – Удальцов неожиданно рассвирепел. – Тогда не захотела защищаться, не пошла на следственный эксперимент. Теперь – сотнями тысяч баксов разбрасываешься! А странные стишки на мыло слать, и гнилыми курицами разбрасываться – это, типа, проявление оскорбленной натуры.
- Про стишок и про курицу догадался?
- Ты же сделала так, чтобы не догадаться было невозможно.
- И про убийство соседки знаешь? – она насторожилась.
- Как же не знать? Следователь приходил, наводил справки.
- И… ты ему про курицу рассказал?
- Успокойся! Не рассказал. Думаешь, я с облегчением вздохнул, когда тебя и в первый раз засадили?
«Он сказал «в первый», будто уверен, что будет и второй.
- Но поспособствовал. Разве не был рад, что освободился?
Он встрепенулся:
- От чего?
- От уз брака.
- Ах, ты об этом? - потер лоб.
Складки. Раньше их не было. У него на лбу образовались три глубокие продольные складки.
- Я тебя никогда не любил.
- Я догадалась, - девушка силилась говорить как можно спокойнее, хотя, кому понравится подобное признание?!
- Но я старался… Старался, чтобы у нас все наладилось. Бабы бабами, но у мужика особое отношение к своему слову. Раз дал – держи! Довел до загса, значит, и дальше - вместе.
- Я тоже старалась.
- Я заметил. А любила?
- Мне так казалось…
- Поверь, и мне казалось, что в тебя втюрился, - после признания слова стали даваться ему легче, он несколько раскрепостился, соответственно и злобы в голосе поубавилось. – Только потом понял, что то была не любовь, а месть. Ольге, за… Ну, ты знаешь…
Ленка кивнула.
- Но ты же мог не свидетельствовать против меня.
Он снова занервничал.
- Мог. Скажи, ты вспомнила все, как было?
- Нет. Только до того момента, как набросилась на Парамонова с кулаками. И, знаешь, все представляется как будто в замедленной съемке. Каждый шаг, словно на параде: подъем ноги, зависание в воздухе, опускание ступни… То есть помню все до мелочей. А вот, что нож с собой утащила – не помню. Почему?
- Очень просто. Потому что ты нож со стола не брала. Нож забрал я, вначале сунул в рукав, потом - тебе в руку.
«Вот те раз!»
- Я… я тогда взбесился, ну, понятно же, коль выходим наружу, значит не обниматься… Думаю, а если он возьмет верх? Я – человек не спортивный, такого и кулаком пришибить можно.
- Да, уж! – не то удивилась, не то согласилась с утверждением Ленка.
- Извини!
- Извини?! Я никак тебе простить не могла, что против меня свидетельствовал. Теперь же, оказывается, что и ложно.
- Понимаешь, сути дела это не меняло… Но, если бы я сознался, да при условии, что ты ничего не помнишь, они бы стали рассматривать и мою виновность. А я же знаю, что не убивал!
- Так я тоже знаю, что не убивала. Ну, что будто бы не убивала! Пойми, не помнить – значит не осознавать своей вины!
Бывшие супруги перешли на крик. Прохожие стали обращать на них внимание. А кое-кто, разобрав содержимое спора, увлекся и бродил около, делая вид, что усиленно дышит свежим воздухом. Удальцовы тем временем дошли до Цветного бульвара.
- В кафе? – предложил он.
- Еще бы! - откликнулась она. И добавила, не то все еще со злой иронией, не то и в самом деле подобрела, что-то отлегло от души. – Мы ведь не были с тобой вместе в кафе восемь лет.
Интерьер на этот раз был цвета кофе с молоком. А казалось, тот, персиковый, посерел от времени.
- Извини, я смалодушничал и сам был не рад.
- Один эспрессо, пожалуйста, - это она подоспевшему официанту.
- И мне, - в меню даже не заглянули.
- Угрызения совести? Однако, они не помешали тебе развестись.
- Я все равно любил и люблю Олю. Еще раз, извини!
- И жил бы с ней, зачем добивать меня разводом?
- Я хотел убежать от тебя, от своих воспоминаний об обмане.
Официант принес кофе. Они долго и синхронно размешивали в чашках сахар, звякая о фарфоровые края ложкой, будто хотели стряхнуть что-то гадкое и растворить в черном напитке.
- Я не уверена, что смогу простить тебя. Хотя, понимаю, надо бы. Для собственного успокоения.
- Не надо. Я свою часть освобождения от прошлого уже выполнил.
- Тебе стало лучше?
- Мне стало легче… дышать, - он впервые за время их встречи растянул губы в привычной улыбке.
«На смайлик похох», - подметила Ленка.
- Расскажи, что было, после того, как я набросилась на этого клоуна?
- Он оттолкнул тебя. Ты упала и потеряла сознание. Я бросился к тебе. А когда обернулся, увидел, что Парамонов уже не дышит.
- Когда ты успел передать мне нож?
- Когда ты ругалась с этим выскочкой.
- Зачем? Ты предполагал, что я смогу его убить?
- Нет, что ты! Наоборот! Осознал, что сам не смогу пырнуть человека, и нож в руке будет только мешаться. Более того, он сможет меня убить, и это назовут «самообороной» против вооруженного человека… Я не думал, что ты полезешь.
И тут она вспомнила. Она действительно почувствовала в ладони переданную ей рукоятку, теплую, согретую возле чужого тела. Но, когда Иван ее толкнул, нож вылетел. Он точно вылетел! Она не поднимала, значит подобрал кто-то еще… А потом, уже окровавленный, снова сунул в руку.
- Скажи, а когда я лежала без чувств, кто-нибудь еще подходил?
- Там многие уже сбежались.
- Близко кто склонялся?
- Выскочка этот, я еще его отпихнул. Мы снова затеяли взбучку, пошли друг на друга. Но тут народ потянулся, нас разняли.
«Значит, я действительно не убивала. Алексей, кажется, не врет. Значит, и он не убивал. Иван сам себя убить не мог. Остается Игорь. Игорь Парамонов… Брат убил брата… Игорь? Paramount? Он писал, что Ник схож с его реальной фамилией… Так вот почему он ведет себя столь странно!»
Она поспешно вскочила.
- Я пойду. Расплатишься?
Алексей дернул плечами, мол, о чем разговор.
Ленка сделала несколько шагов к двери и обернулась:
- Скажи, ты заходил на форум?
- Конечно. Ты же этого хотела.
- Кто ты там?
- Гога. Толком еще не успел развернуться. Знаешь, не до того, сын родился.
Следующая глава.
Journal information